Восточная поэзия

Мои кумиры, ваша в том вина,
Что жизнь моя навек посрамлена:
В стакане - имя доброе мое,
А честь моя за песню продана.

Из-под земли мой пепел гробовой
Захватит в плен благоуханный свой
Прохожего, который через сад
Пройдет в мечеть с поникшей головой.

Когда забудусь я последним сном,
Мои останки ты омой вином
И в саване из листьев пьяных лоз
Меня в саду похорони родном.

Вдруг пролил месяц молодой сиянье
Своих лучей на хрупкое собранье...
И крик раздался: "Слышите, друзья,
В руках привратника ключей бряцанье!"

Один шепнул, издав протяжный вздох:
"От долгого забвенья я засох;
Лишь сок родимых лоз в себя вобрав,
Я б вновь ожить и сил набраться мог".

Другой сказал: "Упорно говорят,
Что тех из нас, кто не удался, в ад
Столкнет гончар. Пустое! Верьте в то,
Что добрый он, - и все пойдет из лад".

Тогда один, имевший речи дар
И в чьей груди горел суфийский жар,
Воскликнул: "Вздор! Скажите же мне, кто,
По-вашему, сосуд и кто - гончар?"

Вдруг чей-то стон раздался: "Вам смешна
Моих краев неровных кривизна?
Рукой дрожащей, может быть, лепил
Меня гончар... Моя ли в том вина?"

Другой промолвил: "Отрок бережет
Бокал, даривший хмель... Ужели тот,
Кто сам любовно вылепил сосуд,
Его потом со злобой разобьет?"

Один сказал: "Возможно ли, чтоб Он,
Которым я из глины сотворен,
Меня искусно создал для того,
Чтоб снова в глину был я превращен?"

Сосудов слепленных на разный лад,
Вдоль длинных стен стоял за рядом ряд;
Одни болтливы были, а других
Прельщало слушать то, что говорят.

Когда голодный Рамазан, как тать,
Под кровом тьмы собрался убегать,
Я в мастерской у гончара стоял:
Кругом - сосудов глиняная рать.

О Ты, кем Змий был в райский сад введен
И человек из праха сотворен!
Что на челе у нас клеймо греха,
Ты нам прости - и нами будь прощен.

О Ты, на тяжкий путь мой искони
Поставивший силки и западни!
Когда паду в сеть рокового Зла,
Мне в грех мое паденье не вмени.

Как! Дав взаймы окалину и сор,
Потом вести о злате разговор
И взыскивать с нас долг, который нам
Навязан был? О низость! О позор!